Неточные совпадения
С
высоты второго яруса зал маленького театра показался плоскодонной ямой, а затем стал похож
на опрокинутую горизонтально витрину магазина фруктов: в пене стружек рядами
лежат апельсины, яблоки, лимоны. Самгин вспомнил, как Туробоев у Омона оправдывал анархиста Равашоля, и спросил сам себя...
Вид был точно чудесный. Рейн
лежал перед нами весь серебряный, между зелеными берегами; в одном месте он горел багряным золотом заката. Приютившийся к берегу городок показывал все свои дома и улицы; широко разбегались холмы и поля. Внизу было хорошо, но наверху еще лучше: меня особенно поразила чистота и глубина неба, сияющая прозрачность воздуха. Свежий и легкий, он тихо колыхался и перекатывался волнами, словно и ему было раздольнее
на высоте.
Клубок пыли исчез. Я повернулся к городу. Он
лежал в своей лощине, тихий, сонный и… ненавистный. Над ним носилась та же легкая пелена из пыли, дыма и тумана, местами сверкали клочки заросшего пруда, и старый инвалид дремал в обычной позе, когда я проходил через заставу. Вдобавок, около пруда,
на узкой деревянной кладочке, передо мной вдруг выросла огромная фигура Степана Яковлевича, ставшего уже директором. Он посмотрел
на меня с
высоты своего роста и сказал сурово...
Лёжа на спине, мальчик смотрел в небо, не видя конца
высоте его. Грусть и дрёма овладевали им, какие-то неясные образы зарождались в его воображении. Казалось ему, что в небе, неуловимо глазу, плавает кто-то огромный, прозрачно светлый, ласково греющий, добрый и строгий и что он, мальчик, вместе с дедом и всею землёй поднимается к нему туда, в бездонную высь, в голубое сиянье, в чистоту и свет… И сердце его сладко замирало в чувстве тихой радости.
Во внутреннем коридоре только слабым светом горит ночник, прицепленный к стене под обручами, обтянутыми бумажными цветами. Он освещает
на полу тюфяк, который расстилается для акробатов, когда они прыгают с
высоты:
на тюфяке
лежит ребенок с переломленными ребрами и разбитою грудью.
И во сколько раз счастливее их те старые и молодые туристы, которые, не имея денег, чтобы жить в отелях, живут где придется, любуются видом моря с
высоты гор,
лежа на зеленой траве, ходят пешком, видят близко леса, деревни, наблюдают обычаи страны, слышат ее песни, влюбляются в ее женщин…
Я
лежал, понемногу постреливал, советуясь иногда с Павлом Игнатьевичем (капральный) о
высоте прицела и не стрелять ли нам
на авось в артиллерию.
Пластом
лежит на голой земле. Двинуться с места не может, голосу не в силах подать,
лежит один-одинехонек, припекаемый полуденными лучами осеннего солнца. Ни
на горе, ни под горой никого нет, стая галок с громким криком носится в
высоте над головой миллионщика.
Лежит гордый, своенравный богач беспомощен,
лежит, всеми покинутый, и слова не может промолвить. Тускнеет у него в очах, мутится в голове, ни рукой, ни ногой шевельнуть не может. Забытье нашло
на него…
Князь Андрей,
лежа на аустерлицком поле, думает: «Да! Все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его». И когда он умирает, бесконечное небо это делает всю жизнь вокруг мелкою, ничтожною и бессмысленною. Бесконечность, говоря философским языком, — трансцендентна; она — где-то там, далеко от живой жизни, в холодных и пустых
высотах.
Едва поддерживали ее
на краю утеса несколько кустов различных деревьев, в которых она запуталась и при малейшем движении своем качалась
на воздухе, как в люльке; под нею,
на площадке, оставшейся между речкою и утесом,
лежало несколько отломков глинистой земли, упавших с
высоты, с которой, по-видимому, и бедное животное катилось, столкнутое какою-нибудь нечистою силой.
В одном месте
лежит обломок, будто брошенный
на бегу огромный щит; в другом — возвышается неровною пирамидой; далее целая стена, понемногу клонясь, оперлась
на другую, более твердую, как дряхлеющая старость облокачивается
на родственного мужа; инде обломок, упав с
высоты, покатился по холму и вдруг, отряхнувшись, твердо выпрямился в середине его и утвердился
на ней.